Австрия со всех сторон

Александр I и Венский конгресс

Просмотров: 1 414

Смысл работы Венского конгресса 1815 года заключался в дележе добычи между победителями Наполеона. Александр I как вождь 6-й (победоносной) антинаполеоновской коалиции играл на конгрессе главную роль. Он действовал энергично и дипломатически изощренно с троякой целью – сделать Россию доминирующей силой в Европе, вознаградить ее союзников и восстановить повсеместно «легитимных» (феодальных) монархов, свергнутых Французской революцией и Наполеоном. В принципе и то, и другое, и третье ему удалось, но поскольку победители Наполеона «обновляли» Европу не силой права, а правом силы, конгресс обнажил противоречия между ними и привел лишь к видимости политического благоустройства в Европе – видимости, чреватой революциями и войнами.

 

Венский конгресс (сентябрь 1814–июнь 1815 г.) – важнейший в XIX веке и самый представительный из всех международных конгрессов в мировой истории. Европа прислала туда главы 216 государств (сегодня их меньше во всем мире), а именно: двух императоров (России и Австрии), пять королей (Пруссии, Дании, Баварии, Вюртемберга, Ганновера) и 209 прочих государей. Не была представлена только Турция. Впрочем, две сотни карликовых княжеств, герцогств, курфюршеств были статистами. Все дела на конгрессе решал квинтет великих держав – России, Англии, Австрии, Пруссии как победителей Наполеона и принятой в их компанию посленаполеоновской Франции.
Целью конгресса его устроители называли заботу о благе народов, освобожденных от диктата со стороны Наполеона. Но секретарь конгресса Ф. Гентц (Австрия) откровенно признавал, что все «громкие фразы об «обновлении политической системы Европы», «прочном мире, основанном на справедливом распределении сил» и т. д. произносились с целью успокоить народы и придать этому торжественному собранию характер достоинства и величия; истинной же целью конгресса был дележ наследства побежденного (т.е. Наполеона. – Н.Т.) между победителями». При этом четыре державы-победительницы старались себя как можно больше вознаградить, а побежденную, но теперь уже избавленную от Наполеона Францию как можно меньше обидеть.
Главную роль в квинтете великих держав с начала и до конца работы конгресса играл император России Александр I. Он был тогда в зените славы как общепризнанный глава 6-й (победоносной) антинаполеоновской коалиции, «Агамемнон, царь царей». Его сопровождали восемь главных советников. Первым уполномоченным от России на конгрессе официально был граф А.К. Разумовский – умный и опытный политик, уступавший, однако, своим противникам в искусстве интриг. Фактически же первую роль среди советников царя играл тогда управляющий Министерством иностранных дел граф К.В. Нессельроде – мастер интриги, но без должного ума и характера, к тому же нечистый на руку: начало его богатству положили 500 тыс. рублей, которые он получил в дни Венского конгресса от дипломатов разных стран за «услуги». Членом конгресса от России еще был русский посланник в Вене граф Г.О. Штакельберг – яркий царедворец, но бесцветный дипломат. Кроме того, Александру помогали пять личных советников: два немецких барона – И.О. Анштет и Г.Ф.К. Штейн, граф И.А. Каподистрия (будущий глава правительства Греции), польский князь А. Чарторыйский (племянник последнего короля Польши С. Понятовского) и граф К.О. Поццо-ди-Борго – земляк, друг юности, а затем и враг всей жизни Наполеона.
Таким образом, из восьми советников Александра I только Разумовский был русским (точнее, украинцем), а семь остальных – три немца, поляк, корсиканец и грек, а также Нессельроде, о котором говорили, что его личность могла служить «кратким руководством по географии», поскольку он родился в португальском порту на английском корабле от еврейки и немца, принявшего русское подданство.
Австрийскую делегацию на конгрессе возглавлял министр иностранных дел и фактический глава правительства Австрии князь К.В.Л. Меттерних. Именно он, а не император Франц I, в качестве хозяина председательствовал и на официальных, и на частных заседаниях. Он мнил себя «величайшим дипломатом в мире», но и на деле был не просто «лжецом и фанфароном», а виртуозом международной политики. Из всех дипломатов в Вене только один оказался искуснее его – Талейран. Впрочем, уступая одному из них в дипломатическом искусстве, Меттерних превосходил их всех осведомленностью, ибо венская полиция ежедневно информировала его о результатах неусыпного наблюдения за каждым шагом любого из участников конгресса (в первую очередь, Александра I!).
Глава английской делегации, министр иностранных дел лорд Р.Г.С. Каслри – бездарный, хотя и тщеславный педант, олицетворявший собою «все наиболее антипатичные черты британской олигархии», – уступал в дипломатическом соперничестве и Талейрану, и Меттерниху, как, впрочем, и заменивший его в феврале 1815 г. лорд А.У. Веллингтон – блестящий военачальник, но бесхитростный дипломат.
Главою прусской делегации король Фридрих Вильгельм III назначил канцлера князя К.А. Гарденберга – осторожного до трусости и к тому же почти глухого на оба уха. В трудных ситуациях его выручал второй уполномоченный от Пруссии барон В. Гумбольдт – искусный политик и ученый-гуманист (филолог и философ) с мировым именем.
Наконец, Францию представлял на конгрессе князь Ш.М. Талейран – бывший епископ (до революции) и министр иностранных дел у Наполеона, гениально одаренный дипломат и уникально порочная личность, «слуга всех господ», который всю свою жизнь продавал тех, кто его покупал, и которого в Вене называли (конечно не в глаза) «наибольшей канальей столетия (la plus grande canaille du siecle)».
С такими соперниками Александр I вступил на Венском конгрессе в дипломатическую борьбу. Если все прочие монархи вверили деловую канитель своим министрам, а сами предавались развлечениям, то Александр занимался делами так энергично, что о нем говорили: «Он хочет сам быть своим представителем».
Впрочем, новый «Агамемнон» не отставал от других монархов и в развлечениях, по числу и размаху которых Венский конгресс превзошел все, что было за всю историю дипломатии до и после него. Кроме 700 делегатов конгресса с обслуживающим персоналом Вену заполнили больше ста тысяч гостей. Среди них были все европейские знаменитости того времени – политики, ученые, литераторы, художники, музыканты, певцы. Жители Вены проявляли к ним необычайный интерес, пользуясь любой возможностью для того, чтобы увидеть и услышать их. Когда въезжали в город Александр I и Фридрих Вильгельм III, «вся Вена высыпала навстречу высоким гостям; сотни тысяч зрителей покрывали оба берега Дуная». Если венцы праздно любопытствовали, встречая сонмище знаменитых гостей, то понаехавшие отовсюду гости шумно и дорого праздновали свой приезд. В честь конгресса Вена на девять месяцев закружилась в праздничной феерии: каждый день устраивались концерты и спектакли, пикники и охоты, лотереи и маскарады, даже «копии средневековых турниров» и балы, балы, балы…
Александр I в этом «вавилонском столпотворении» успевал всюду. Он давал обеды и ужины на 350 и более персон с «гастрономическими редкостями» из разных стран, развлекал себя зрелищами, украшал собой все приемы и танцевал на всех балах («что до императора России, то он танцевал бы и во время пожара Рима», – иронизировал Е. Гук, секретарь лорда Каслри).
Внешне очень эффектный, обаятельный, галантный, с изящными манерами («сущий прельститель», по выражению М.М. Сперанского), Александр I, пожалуй, не обошел вниманием ни одну из красавиц, съехавшихся тогда в Вену со всех концов Европы. Больше других заинтересовали царя две женщины. Одна из них – княгиня Е.П. Багратион (урожденная Скавронская), правнучка родного брата императрицы Екатерины I, вдова героя войны 1812 г., смертельно раненного в Бородинской битве, – давно оставила своего мужа и держала в Вене собственный салон. Александр стал ее «интимным другом», но, как догадывались австрийские соглядатаи, ради того, чтобы узнавать от нее секреты другого ее «интимного друга» Меттерниха (от которого она имела дочь Клементину). С той же целью царь соблазнил и другую любовницу Меттерниха – герцогиню Вильгельмину Саган, внучку курляндского герцога Э.И. Бирона и (по слухам) императрицы Анны Ивановны.
Кроме женщин, развлекал Александра I и экзотический подарок императора Австрии – говорящий скворец, который, едва увидев царя, принимался кричать: «Виват, Александр! Виват, Александр!». Шарманщик, научивший скворца говорить, был принят царем и получил от него награду.
Удивительно, как столь вездесущий монарх находил время для обычных прогулок по улицам Вены. «Больше всего он любил ходить один, пешком, – свидетельствует со слов очевидцев его биограф. – Встретив на улице кого-либо из знакомых, он останавливал его, вступал в разговор, а иногда продолжал прогулку с ним вдвоем».
Главное же, при такой занятости развлечениями Александр успевал вникать во все дела конгресса, не уклоняясь от жарких споров с главами делегаций. Вот что записывал в дневнике 1815 г. полковник царской свиты, впоследствии знаменитый военный историк А.И. Михайловский-Данилевский: «Мне часто случается приглашать к Его Величеству Меттерниха, Гарденберга, Веллингтона, Каслри, Талейрана и других и слышать из другой комнаты весьма продолжительные и громкие их разговоры и споры, из коих господа сии выходили со столь пламенными лицами, что принуждены бывали отирать с них пот». После одного из таких споров о Польше Меттерних, как стало известно агентам венской полиции, «был столь озадачен резким ответом русского императора, что, уходя, едва мог попасть в двери». По донесениям тех же агентов, Меттерних и Талейран стали усматривать в Александре «второго Наполеона», а лорд Каслри в связи с этим заметил: «Разум императора не вполне здоров».
Александр I действительно строил «наполеоновские» планы. Как самый авторитетный из победителей Наполеона, он хотел бы стать или, по крайней мере, выглядеть перед Европой новым Наполеоном, преобразующим весь континент. С одной стороны, он утопически рассчитывал создать из России «евангельское государство» в качестве общехристианского центра и главного политического арбитра в Европе, а с другой, восстановить на континенте легитимных, «законных государей», свергнутых Французской революцией и Наполеоном, и обеспечить политическое равновесие между ними. При этом, однако, Александр (в отличие от других монархов) считал, что «последствия революции уже не могут быть уничтожены» и что в интересах самих государей, возвращающихся к власти из прошлого, вводить у себя конституционные новшества. Более того, монархов, бывших к 1814 г. в союзе с Наполеоном (датского и саксонского), царь предполагал наказать ограничением или вовсе лишением их власти. Зато победители Наполеона, в первую очередь, Российская империя, должны были быть щедро вознаграждены.
В каждом из пунктов этой программы Александр I встречал то или иное противодействие со стороны своих партнеров по антинаполеоновской коалиции. Собственно, общей у них была только одна мысль, и «эта мысль заключалась в том, что они были самыми могущественными державами, что Европа – в их руках, и что никто не может помешать им распоряжаться по своему произволу». Однако даже в рамках этого произвола (например, кого и как наказать или вознаградить) между ними еще до начала конгресса вскрылись острые разногласия. Чтобы урегулировать их, европейские дипломаты и русский царь затеяли предварительные совещания в частном порядке, которые затянулись настолько, что исследователи не могут определить дату официального открытия конгресса.
Сама форма этих совещаний была необычной – от аудиенций для дипломатов у русского императора до кулуарных бесед на праздничных тусовках. «Никогда более важные и сложные вопросы не обсуждались среди такого количества праздников, – вспоминал очевидец. – Во время бала дробилось на части или увеличивалось королевство, во время обеда получалось согласие на вознаграждение, план конституции намечался во время охоты». Конгресс предполагалось открыть то 15 августа, то 1 октября, то 1 ноября, но и 1 ноября официально он не был открыт. По мнению А. Дебидура, «он и вовсе не открывался, так как в сущности ни одного общего заседания не было». «Единственное – пленарное, – уточняет Я. Шедивы, – состоялось лишь однажды, когда потребовалось подписать Заключительный акт», т.е. 9 июня 1815 г. А до того дня делегаты конгресса больше танцевали, чем заседали. Известный на всю Европу острослов, австрийский фельдмаршал принц Ш.Ж. де Линь обронил тогда крылатую фразу: «Конгресс танцует, но не движется вперед» (Le congres danse, mais il ne marche pas).
С первых же дней работы «танцующего» конгресса руководящую роль на нем стал играть квартет великих держав – победителей Наполеона (Россия, Англия, Австрия, Пруссия), а с 12 января 1815 г., благодаря дипломатической изобретательности Талейрана, квартет превратился в квинтет: Франция вновь была принята как равная в ряд великих держав и, вместо «большой четверки», все вопросы конгресса стала решать «большая пятерка». Официально утвержденной повестки дня конгресс не имел. Вопросы ставились и обсуждались на частных совещаниях и в рабочих комитетах конгресса. Их было множество. Главными из них стали три: французский, саксонский и польский.
Вопрос о политическом устройстве и границах Франции после низложения Наполеона интриговал всех участников конгресса. К Наполеону все они относились враждебно, но за возвращение Бурбонов безоговорочно выступила только Англия, где и провел долгие годы изгнания Людовик XVIII. Меттерних, не отвергая Бурбонов, готов был согласиться на передачу французского престола сыну Наполеона при регентстве его матери Марии Луизы, которая устраивала Австрию как дочь австрийского императора Франца I. Пруссия же заботилась больше о том, чтобы из торжества над Наполеоном «выжать побольше миллионов и захватить побольше территорий», нежели о том, кто возглавит Францию. Самой сложной оказалась здесь позиция Александра I.
Русский царь не испытывал личных симпатий к Бурбонам и сомневался в их политической самостоятельности. Из советников царя только Поццо-ди-Борго стоял решительно за Бурбонов. Сам Александр, признавая Людовика XVIII «законным государем», соглашался вернуть его на французский трон лишь при условии, что он дарует Франции конституцию, иначе будет сметен новой революцией. Царь готов был даже породниться с Людовиком и выдать свою сестру Анну Павловну (ту, к которой в 1809 г. сватался Наполеон, но получил отказ) за герцога Беррийского, племянника короля. Людовик, однако, по наущению Талейрана, уклонился от заключения такой брачной сделки.
Личные встречи Александра I с Людовиком XVIII только повредили их отношениям. При свидании в Компьене 1 мая 1814 г. Людовик «с оскорбительной холодностью», не вставая с кресла, указал Александру на стул, а потом за обедом неуместно давал понять, что Бурбоны выше Романовых. Александр тогда съязвил: «Можно подумать, что не я ему, а он мне вернул корону».
После этого Александр I называл разные кандидатуры взамен Людовика XVIII. На время он поддался влиянию швейцарского республиканца Ф.С. Лагарпа, который в 1783–1795 гг. был воспитателем юного Александра Павловича, а теперь стал негласным советником царя и «тянул в сторону Бернадота». Благодарный Бернадоту за то, что этот бывший маршал Наполеона, избранный в 1810 г. правителем Швеции в качестве наследного принца (под именем Карла Юхана), поддержал Россию в 1812 г., Александр был не против кандидатуры Бернадота на французский престол. Более того, по слухам, он будто бы предложил маршалу Ж.Э. Макдональду: «Выберите кого-нибудь из своих маршалов, как сделала Швеция относительно Бернадота». А в разговоре с бароном Э. Витролем (ярым роялистом) царь ужаснул своего собеседника, не только назвав Бернадота и принца Евгения Богарне (пасынка Наполеона!) возможными кандидатами на управление Францией, но и добавив при этом, что «умно организованная республика больше всего соответствовала бы духу французской нации (курсив мой, – Н.Т.)».
Однако противодействие союзников заставило царя уступить. Решающую роль в этом противодействии сыграл Талейран. Он выставил против всех вариантов Александра I принцип легитимизма, с которым царь не мог не считаться: «Возможны лишь две комбинации – Наполеон или Людовик XVIII. Республика невозможна. Регентство или Бернадот – интрига. Только Бурбоны – принцип».
Таким образом, еще до начала работы Венского конгресса вопрос о Франции, казалось, был уже решен: Наполеон низложен и сослан на о-в Эльба, а Людовик XVIII занял французский трон. По условиям Парижского мирного договора 30 мая 1814 г. Франция была низведена к границам 1792 г. (до революционных и наполеоновских завоеваний), но осталась в концерте великих держав.

Окончание следует.

Н.А. Троицкий
Саратовский государственный университет,
кафедра истории России

Оставьте свой комментарий к статье
  • Регистрация
  • Авторизация

Создайте новый аккаунт

Быстрый вход через социальные сети

Войти в аккаунт

Быстрый вход через социальные сети