23 сентября 1926 года на тропе на склоне горы Шнееберг в Австрии дорожный рабочий обнаружил труп хорошо одетого мужчины. В руке у него был зажат пистолет, что заставляло предположить самоубийство, а в одном из карманов было найдено письмо, адресованное «тому, кто найдет мое тело». Из письма следовало, что покойный был доктором Паулем Каммерером, который просил использовать его тело для анатомических вскрытий в каком-нибудь университете и как человек неверующий отказывался от проведения над ним религиозных обрядов. В постскриптуме он просил жену не носить траур после его смерти… Что же привело этого человека к столь трагической кончине?
Пауль Каммерер был одним из самых ярких биологов своего времени. Он родился 17 августа 1880 года в состоятельной семье: отец был основателем и совладельцем крупнейшей фабрики оптических инструментов в Австрии. После обучения, обычного для детей его круга, молодой Пауль начал изучать музыку в Венской академии музыки и даже написал серию песен, позже исполнявшихся на некоторых концертах.
Уже с молодых лет у Пауля проявилась тяга к зоологии и особенно – к «гадам» (земноводным и пресмыкающимся): у него был небольшой личный зоопарк, или, как сказали бы сейчас, живой уголок. Вероятно, это и увело его от музыки и светских развлечений в совсем другую сферу – зоологию. Успешно окончив Венский университет, Пауль, в возрасте 23-х лет, поступил работать в Институт экспериментальной биологии, основанный на пожертвования частных лиц, в том числе профессора Ганса Лео Пржибрама – выдающегося зоолога-экспериментатора, автора семитомного учебника, по которому учились зоологи начала ХХ века. Сначала Пржибрам взял Каммерера в качестве ассистента для работы с животными в аквариумах и террариумах института. С этим делом молодой исследователь справился блестяще: по воспоминаниям Пржибрама, его виварий был образцом того, как надо правильно содержать животных. В 1904 году он защитил диссертацию и спустя два года стал приват-доцентом Венского университета. В 1905 году Каммерер женился на баронессе Ф. фон Видершперг, и у них родилась дочь, которую по желанию отца назвали Лацерта (Lacerta – по-латыни ТящерицаУ). Родители воспитывали дочь в любви к животным, что было не так уж трудно: по свидетельствам очевидцев, дом Каммереров представлял собой настоящий зоопарк. Успех сопровождал Пауля не только в биологии, но и в других областях. Он снискал большую популярность как среди коллег, так и в артистической и социальной элите. Его учебник по общей биологии стал настольной книгой многих молодых ученых. Кстати, в 20-е годы он был переведен и издан в СССР.
Одним из уникальных качеств Каммерера была его совершенно непостижимая способность разводить земноводных и пресмыкающихся в неволе. Теперь это может показаться странным – разведение многих видов этих животных поставлено «на поток» благодаря сложному, в том числе электронному, оборудованию. Но повторить опыты Каммерера по наследованию приобретенных признаков у жабы-повитухи, саламандр и протея так никто до сих пор и не смог – именно потому, что никому не удавалось, подобно Каммереру, разводить их в неволе на протяжении ряда поколений, да еще в необычных условиях.
Но прежде чем перейти к описанию опытов Каммерера, кратко объясним суть проблемы. В начале прошлого века в теории эволюции преобладало два течения: дарвинизм и ламаркизм. Первое основано на признании того, что эволюция есть результат естественного отбора случайных наследственных изменений. Согласно же ламаркизму, эволюция является результатом прямого приспособления организма к условиям среды, причем возникшие в ответ на изменения среды изменения организма передаются по наследству.
Благодарной моделью для экспериментов такого рода, поставленных Каммерером, послужили широко распространенные в Европе саламандры (Salamandra). Эти хвостатые земноводные представлены здесь двумя видами: обыкновенной и альпийской. Обыкновенная саламандра живет в горах и холмистых местностях Центральной и Западной Европы, Ближнего Востока, Малой Азии и Северной Африки. В отличие от большинства земноводных, она не откладывает икру, а рождает живых личинок с наружными жабрами, которые до этого развиваются в расширенных яйцеводах самки. Спаривание саламандр происходит обычно весной, а в следующем году весной или в начале лета, самки приходят к ручьям и другим проточным или полупроточным водоемам с чистой водой. Каждая самка рождает в воду от 10 до 50 личинок, которые дышат в основном жабрами и потому вне водоемов жить не могут. Со временем они теряют жабры и выходят на сушу.
Альпийская саламандра живет только в высокогорьях Альп. В отличие от обыкновенной, она рождает полностью сформировавшихся, готовых к жизни на суше и относительно крупных детенышей, все эмбриональное и личиночное развитие которых, включая метаморфоз, происходит в яйцеводах самки. Поскольку это длится долго и требует много энергии, у альпийской саламандры рождается, по сравнению с саламандрой обыкновенной, гораздо меньше детенышей – обычно всего два.
Суть экспериментов Каммерера состояла в том, чтобы в течение ряда поколений разводить обыкновенных саламандр в холодных и сухих условиях, имитирующих альпийский климат, а альпийских саламандр, наоборот, – в условиях, имитирующих теплый и влажный климат предгорий и равнин. Обыкновенные саламандры в условиях, напоминающих климат альпийских высокогорий, в конце концов стали рождать двух полностью сформированных молодых потомков. А альпийские саламандры, помещенные в условия теплого и влажного климата, стали рождать личинок в воду, причем их число увеличивалось от помета к помету. Второй, особенно важной частью опыта, было выращивание рожденных в этих необычных условиях потомков до стадии половой зрелости и последующее их разведение. Это заняло несколько лет. Приобретенные признаки передавались по наследству, а не вырабатывались каждый раз заново.
Другой эксперимент с обыкновенной саламандрой был связан с возможностью изменения ее окраски. Обыкновенная саламандра – очень красивое животное: по ее черному телу разбросаны большие желтые и оранжевые пятна. При этом известно, что при выращивании саламандры в условиях светлого фона желтый рисунок проявляется сильнее, а при выращивании на темном фоне – слабее. Целью опытов Каммерера стала попытка выяснения наследования изменений окраски особей, выращивавшихся на разном субстрате. Одна группа саламандр выращивалась на черной почве, а другая на желтой. Эксперимент длился 11 лет! Согласно сообщению исследователя, в первой группе желтые пятна постепенно уменьшались и по достижении половой зрелости, в возрасте около 6 лет, стали очень маленькими. Во второй группе желтые пятна, напротив, увеличивались и превратились в желтые полосы.
Полученные результаты свидетельствуют о том, что указанные изменения окраски определяются не прямым химическим или фотохимическим действием среды, а реализуются через центральную нервную систему животного. Однако сенсационные данные были получены во второй части опыта по наследованию приобретенного признака. Потомство саламандр, адаптированных к черному цвету, выращиваемое на черной почве, родилось с единственным рядом мелких желтых пятен вдоль середины спины, которые оказались мельче, чем у родителей, и почти исчезли по мере роста саламандр. Напротив, потомство родителей, адаптированных к желтому цвету, помещенное на желтую почву, родилось с двумя симметричными рядами желтых пятен, которые позже объединились в две широкие желтые полосы. В третьем поколении саламандры сверху были окрашены в «однообразный канареечно-желтый цвет».
Наибольшую сенсацию вызвали опыты ученого с жабой-повитухой (Alytes obstetricans), небольшим земноводным, живущим в Западной Европе и обладающим уникальным способом размножения. В отличие от многих других бесхвостых амфибий, спаривание у жабы-повитухи происходит не в воде, а на суше. В это время самец удерживает самку своими передними конечностями, та откладывает яйца, а самец их оплодотворяет. У земноводных, размножающихся в воде, самка во время спаривания может выскользнуть из объятий самца. Чтобы избежать этого, у самцов имеются так называемые брачные мозоли – небольшие шершавые припухлости эпидермиса, расположенные обычно на передних конечностях. Однако у самца жабы-повитухи их нет: при спаривании на суше кожа самки остается сухой и довольно шершавой, поэтому риск, что она выскользнет из объятий, гораздо меньше. Спаривание у повитух может длиться долго, иногда несколько недель, и все это время самец, несмотря на отсутствие брачных мозолей, удерживает самку. При этом он наматывает постепенно выделяющуюся икру на свои задние ноги и таскает ее с собой, пока не придет пора вылупляться головастикам, и тогда он отправляется в воду. Каммерер решил заставить жабу-повитуху в течение нескольких поколений спариваться, подобно другим бесхвостым земноводным, в воде, чтобы добиться развития у самцов брачных мозолей и их наследования. Ученый поместил повитух в террариум с весьма высокой для этих земноводных температурой воздуха (25 – 30о С) и относительно прохладной водой в бассейне. Не будучи теплолюбивыми, жабы были вынуждены проводить в бассейне все больше и больше времени и в конце концов спарились в воде. Однако кладка, отложенная самкой, не приклеилась в воде к ногам самца, упала на дно, и большинство яиц погибло. Каммереру удалось получить из оставшихся яиц головастиков и дорастить их до маленьких жаб! Насколько известно, все попытки других ученых повторить эксперимент были безуспешными.
Каммерер считал, что решающее значение для доказательства наследования приобретенных признаков имеют его эксперименты с асцидией (Ciona intestinalis), которая живет на дне моря и имеет два трубковидных сифона, через которые, соответственно, всасывает и выпускает воду. Каммерер обрезал эти сифоны и обнаружил, что, регенерируя, они отрастают на еще большую длину. Чем чаще обрезали сифон, тем длиннее он отрастал, пока не становился как длинный слоновый хобот. Каммерер считал, что ему удалось доказать наследуемость удлинения. К настоящему времени сам факт удлинения обрезанных сифонов асцидии считается доказанным, хотя во времена Каммерера появились статьи, где утверждалось, что и этот опыт воспроизвести не удается.
Сходная ситуация возникла и с опытами Каммерера с европейским протеем (Proteus anguinus). Протей – весьма любопытное земноводное, обитающее в пещерах Югославии, Албании и северной Италии и похожее на «длинную белую лапшу с ножками». Протей лишен глаз, точнее, они находятся у него в рудиментарном состоянии под кожей. Все попытки «открыть» ему глаза с помощью естественного света ничего не давали. Однако Каммерер добился этого, выращивая протеев под красным светом. Сейчас такая возможность уже не вызывает сомнений, хотя в то время казалась удивительной.
Эксперименты с асцидией и протеем, казавшиеся совершенно невоспроизводимыми, а потому подозрительными современникам Каммерера, но вполне подтвержденные в наше время, заставляют по-иному взглянуть и на другие опыты ученого. А именно – не отвергать их сразу за «невоспроизводимость».
Первым серьезным оппонентом Каммерера стал в 1910 году знаменитый английский генетик Бэтсон, резко выступавший против ламаркизма. Он считал наследование приобретенных признаков «процессом совершенно непостижимым». В 1910 году Бэтсон посетил Вену как гость Пржибрама и встретился с Каммерером, после чего сменил свое скептическое отношение к нему на открытую враждебность. Брачных мозолей у увиденных Бэтсоном в институте жаб-повитух не было, так как, по объяснению Каммерера, они появляются только в брачный период. Из этого, а также из долгого разговора с Каммерером Бэтсон заключил, что их (брачных мозолей) быть и не могло.
Вскоре началась Первая мировая война. Научные связи между воюющими государствами прервались. В 1919 году Каммерер опубликовал в журнале ТArchiv fЯr Entwicklungs-mechanikУ свою наиболее подробную статью по жабе-повитухе. В ней содержались ответы на ряд критических замечаний.
Примерно тогда же, в 1919 году, в научной печати, в основном английской, впервые прозвучало вслух предположение о фальсификации результатов сенсационных опытов. В частности, в своем письме в журнал ТNatureУ (1919 г.) Бэтсон предположил, что саламандры необычной окраски были получены не в результате экспериментов, а приобретены у торговцев животными.
Дело в том, что в начале ХХ века увлечение террариумами в Европе переживало подъем и, например, в Австрии вполне можно было приобрести ярко окрашенных саламандр, пойманных за рубежом, где обитают подвиды с подходящей окраской. Но это звучит сомнительно. Развитие желтых пятен и полос у саламандр было постепенным процессом, занявшим 6 лет. И штат венского института, возглавляемого Пржибрамом, в чьей честности никто не сомневался, не мог бы не отметить подмену животных в аквариумах и террариумах, выставленных на обозрение публики. Так что предположение о фальсификации было тогда отвергнуто.
В 1923 году Естественно-историческое общество Кембриджа организовало визит Каммерера в Англию. Там австрийский ученый прочел лекцию, а также и в знаменитом Линнеевском обществе в Лондоне. С собой он привез целую коллекцию, включая экземпляры протея, саламандр и последний и единственный экземпляр заспиртованной жабы-повитухи с брачными мозолями (во время войны большинство препаратов пропало). Этот препарат десятилетнего возраста, заспиртованный в банке, был решающим доказательством в научном споре и, как полагают, причиной трагического конца Каммерера.
В 42 года, потеряв своих любимых саламандр, жаб и ящериц, Каммерер напоминал писателя, который сжег свои рукописи. Свою кембриджскую лекцию Каммерер закончил словами: «Нынешние обстоятельства мало благоприятствуют продолжению этих исследований в моей обедневшей стране. Во время войны были потеряны мои экспериментальные животные, родословные которых были известны и велись в течение предыдущих пятнадцати лет. Я уже не так молод, чтобы повторять эти эксперименты еще 15 лет и дольше…У Кембриджская лекция и последующие дискуссии принесли громкий успех Каммереру, свидетельствующий о большом интересе и в целом объективном отношении ученых. Многие сходились на том, что Каммерер говорил искренне, и не предполагали фальсификаций с его стороны. Однако сам Бэтсон даже не счел нужным прийти на лекцию и исследовать привезенный экземпляр жабы.
Cкандал разгорелся в августе 1926 года, когда Г. К. Нобль, известный американский герпетолог, опубликовал результаты исследования последнего экземпляра жабы-повитухи, который он получил с согласия Каммерера и Пржибрама при посещении их института. Нобль выяснил, что знаменитый экземпляр был самым примитивным образом подделан – у жабы не было никаких следов брачных мозолей, а черная окраска на передней левой конечности была вызвана инъекцией туши.
Как писал Пржибрам, результаты анализа потрясли Каммерера. Пржибрам допускал, что тушь была введена кем-то из сотрудников музея для того, чтобы сохранить вид брачных мозолей там, где специфический эпидермис стерся в результате многократных осмотров и перевозок. Маловероятно, что Каммерер знал об этой инъекции – во время его поездок в Англию экземпляр многократно обследовался и возить с собой подобную подделку было бы опасно. Кроме того, когда доктор Холдер Хиден из Готенбурга (Швеция) в 1970 году (уже после смерти Каммерера) попытался сымитировать подделку брачной мозоли жабы-повитухи с помощью туши, то выяснилось, что инъецированный участок не мог бы сохранить первоначальный вид в течение трех лет, т.е. со времени демонстрации в Англии (1923 г.) до 1926 года. Получается, что тушь под кожу заспиртованного экземпляра ввели незадолго до экспертизы. Был и второй экземпляр жабы-повитухи, найденный через некоторое время в одной из музейных банок. У него был обнаружен сходный аберрантный «пигментный» участок под кожей, но обследовать этот экземпляр уже не стали, и что с ним стало впоследствии, неизвестно.
Кто и для чего мог подделать первый экземпляр – тайна, покрытая мраком. Еще в 20-е годы ХХ века появились предположения о том, что кто-то из ближайших коллег ученого очень хотел дискредитировать его, а заодно – и саму идею наследования приобретенных признаков. Если это так, то цели своей он практически достиг.
Но есть и другая, «политическая», версия. Она тоже может представлять интерес. Как известно, в те годы в Германии и Австрии набирал силу фашизм. Каммерер же в то время пользовался известностью не только как ученый, но и как искренний пацифист и социалист. Более того, он даже собирался переехать в Советский Союз и организовать там свой институт – переговоры об этом велись в советском посольстве в Вене. Так что, фальсификация могла быть делом рук кого-то из сотрудников института, придерживающегося других политических взглядов…
В СССР Каммерера ожидал теплый прием, и он даже переслал в Москву свою обширную библиотеку по зоологии. Были переведены на русский язык и книги самого Каммерера, например, «Общая биология» и «Загадка наследственности», где кратко говорится и об опытах с саламандрами. Возможно, в Советском Союзе располагали неизвестной сейчас информацией о том, что Каммерер – не фальсификатор. А может быть, от ученого требовалось публичное разоблачение нравов «буржуазной» науки.
Кстати, в те годы по сценарию А. Луначарского был поставлен фильм под названием «Саламандра» – о молодом и талантливом западном ученом, который подвергался гонениям со стороны фашиствующих мракобесов и уехал в СССР, где ему предоставили возможность плодотворно работать…
Еще одна точка зрения на самоубийство Каммерера опирается на факты его личной жизни: влюбленности, ссоры, разводы…
Так был ли Каммерер фальсификатором? Сомнительно. Выше упоминалось, что некоторые из результатов Каммерера, казавшиеся совершенно невероятными, впоследствии подтвердились. Почему уже в то время, когда Каммерера обвиняли в фальсификации результатов, дело ограничилось изучением единственной жабы-повитухи? Не слишком ли мало доказательств для столь страшного для любого исследователя обвинения? Почему после этого не перерыли коллекцию в поисках других, может быть, все-таки сохранившихся экземпляров жаб и саламандр? Или, хотя бы, не просмотрели архивы Каммерера? Не проверили, не сохранилось ли каких-нибудь записок коллег этого ученого, содержавших свидетельства сторонних наблюдателей о ходе экспериментов? Все это остается загадкой. Кстати, может быть, какие-то архивы и препараты из коллекции Каммерера существуют и теперь – и даже на территории бывшего СССР, куда он собирался переехать…
По книге А. Кёстлера
ТThe Case of the Midwife ToadУ
Пауль Каммерер был одним из самых ярких биологов своего времени. Он родился 17 августа 1880 года в состоятельной семье: отец был основателем и совладельцем крупнейшей фабрики оптических инструментов в Австрии. После обучения, обычного для детей его круга, молодой Пауль начал изучать музыку в Венской академии музыки и даже написал серию песен, позже исполнявшихся на некоторых концертах.
Уже с молодых лет у Пауля проявилась тяга к зоологии и особенно – к «гадам» (земноводным и пресмыкающимся): у него был небольшой личный зоопарк, или, как сказали бы сейчас, живой уголок. Вероятно, это и увело его от музыки и светских развлечений в совсем другую сферу – зоологию. Успешно окончив Венский университет, Пауль, в возрасте 23-х лет, поступил работать в Институт экспериментальной биологии, основанный на пожертвования частных лиц, в том числе профессора Ганса Лео Пржибрама – выдающегося зоолога-экспериментатора, автора семитомного учебника, по которому учились зоологи начала ХХ века. Сначала Пржибрам взял Каммерера в качестве ассистента для работы с животными в аквариумах и террариумах института. С этим делом молодой исследователь справился блестяще: по воспоминаниям Пржибрама, его виварий был образцом того, как надо правильно содержать животных. В 1904 году он защитил диссертацию и спустя два года стал приват-доцентом Венского университета. В 1905 году Каммерер женился на баронессе Ф. фон Видершперг, и у них родилась дочь, которую по желанию отца назвали Лацерта (Lacerta – по-латыни ТящерицаУ). Родители воспитывали дочь в любви к животным, что было не так уж трудно: по свидетельствам очевидцев, дом Каммереров представлял собой настоящий зоопарк. Успех сопровождал Пауля не только в биологии, но и в других областях. Он снискал большую популярность как среди коллег, так и в артистической и социальной элите. Его учебник по общей биологии стал настольной книгой многих молодых ученых. Кстати, в 20-е годы он был переведен и издан в СССР.
Одним из уникальных качеств Каммерера была его совершенно непостижимая способность разводить земноводных и пресмыкающихся в неволе. Теперь это может показаться странным – разведение многих видов этих животных поставлено «на поток» благодаря сложному, в том числе электронному, оборудованию. Но повторить опыты Каммерера по наследованию приобретенных признаков у жабы-повитухи, саламандр и протея так никто до сих пор и не смог – именно потому, что никому не удавалось, подобно Каммереру, разводить их в неволе на протяжении ряда поколений, да еще в необычных условиях.
Но прежде чем перейти к описанию опытов Каммерера, кратко объясним суть проблемы. В начале прошлого века в теории эволюции преобладало два течения: дарвинизм и ламаркизм. Первое основано на признании того, что эволюция есть результат естественного отбора случайных наследственных изменений. Согласно же ламаркизму, эволюция является результатом прямого приспособления организма к условиям среды, причем возникшие в ответ на изменения среды изменения организма передаются по наследству.
Благодарной моделью для экспериментов такого рода, поставленных Каммерером, послужили широко распространенные в Европе саламандры (Salamandra). Эти хвостатые земноводные представлены здесь двумя видами: обыкновенной и альпийской. Обыкновенная саламандра живет в горах и холмистых местностях Центральной и Западной Европы, Ближнего Востока, Малой Азии и Северной Африки. В отличие от большинства земноводных, она не откладывает икру, а рождает живых личинок с наружными жабрами, которые до этого развиваются в расширенных яйцеводах самки. Спаривание саламандр происходит обычно весной, а в следующем году весной или в начале лета, самки приходят к ручьям и другим проточным или полупроточным водоемам с чистой водой. Каждая самка рождает в воду от 10 до 50 личинок, которые дышат в основном жабрами и потому вне водоемов жить не могут. Со временем они теряют жабры и выходят на сушу.
Альпийская саламандра живет только в высокогорьях Альп. В отличие от обыкновенной, она рождает полностью сформировавшихся, готовых к жизни на суше и относительно крупных детенышей, все эмбриональное и личиночное развитие которых, включая метаморфоз, происходит в яйцеводах самки. Поскольку это длится долго и требует много энергии, у альпийской саламандры рождается, по сравнению с саламандрой обыкновенной, гораздо меньше детенышей – обычно всего два.
Суть экспериментов Каммерера состояла в том, чтобы в течение ряда поколений разводить обыкновенных саламандр в холодных и сухих условиях, имитирующих альпийский климат, а альпийских саламандр, наоборот, – в условиях, имитирующих теплый и влажный климат предгорий и равнин. Обыкновенные саламандры в условиях, напоминающих климат альпийских высокогорий, в конце концов стали рождать двух полностью сформированных молодых потомков. А альпийские саламандры, помещенные в условия теплого и влажного климата, стали рождать личинок в воду, причем их число увеличивалось от помета к помету. Второй, особенно важной частью опыта, было выращивание рожденных в этих необычных условиях потомков до стадии половой зрелости и последующее их разведение. Это заняло несколько лет. Приобретенные признаки передавались по наследству, а не вырабатывались каждый раз заново.
Другой эксперимент с обыкновенной саламандрой был связан с возможностью изменения ее окраски. Обыкновенная саламандра – очень красивое животное: по ее черному телу разбросаны большие желтые и оранжевые пятна. При этом известно, что при выращивании саламандры в условиях светлого фона желтый рисунок проявляется сильнее, а при выращивании на темном фоне – слабее. Целью опытов Каммерера стала попытка выяснения наследования изменений окраски особей, выращивавшихся на разном субстрате. Одна группа саламандр выращивалась на черной почве, а другая на желтой. Эксперимент длился 11 лет! Согласно сообщению исследователя, в первой группе желтые пятна постепенно уменьшались и по достижении половой зрелости, в возрасте около 6 лет, стали очень маленькими. Во второй группе желтые пятна, напротив, увеличивались и превратились в желтые полосы.
Полученные результаты свидетельствуют о том, что указанные изменения окраски определяются не прямым химическим или фотохимическим действием среды, а реализуются через центральную нервную систему животного. Однако сенсационные данные были получены во второй части опыта по наследованию приобретенного признака. Потомство саламандр, адаптированных к черному цвету, выращиваемое на черной почве, родилось с единственным рядом мелких желтых пятен вдоль середины спины, которые оказались мельче, чем у родителей, и почти исчезли по мере роста саламандр. Напротив, потомство родителей, адаптированных к желтому цвету, помещенное на желтую почву, родилось с двумя симметричными рядами желтых пятен, которые позже объединились в две широкие желтые полосы. В третьем поколении саламандры сверху были окрашены в «однообразный канареечно-желтый цвет».
Наибольшую сенсацию вызвали опыты ученого с жабой-повитухой (Alytes obstetricans), небольшим земноводным, живущим в Западной Европе и обладающим уникальным способом размножения. В отличие от многих других бесхвостых амфибий, спаривание у жабы-повитухи происходит не в воде, а на суше. В это время самец удерживает самку своими передними конечностями, та откладывает яйца, а самец их оплодотворяет. У земноводных, размножающихся в воде, самка во время спаривания может выскользнуть из объятий самца. Чтобы избежать этого, у самцов имеются так называемые брачные мозоли – небольшие шершавые припухлости эпидермиса, расположенные обычно на передних конечностях. Однако у самца жабы-повитухи их нет: при спаривании на суше кожа самки остается сухой и довольно шершавой, поэтому риск, что она выскользнет из объятий, гораздо меньше. Спаривание у повитух может длиться долго, иногда несколько недель, и все это время самец, несмотря на отсутствие брачных мозолей, удерживает самку. При этом он наматывает постепенно выделяющуюся икру на свои задние ноги и таскает ее с собой, пока не придет пора вылупляться головастикам, и тогда он отправляется в воду. Каммерер решил заставить жабу-повитуху в течение нескольких поколений спариваться, подобно другим бесхвостым земноводным, в воде, чтобы добиться развития у самцов брачных мозолей и их наследования. Ученый поместил повитух в террариум с весьма высокой для этих земноводных температурой воздуха (25 – 30о С) и относительно прохладной водой в бассейне. Не будучи теплолюбивыми, жабы были вынуждены проводить в бассейне все больше и больше времени и в конце концов спарились в воде. Однако кладка, отложенная самкой, не приклеилась в воде к ногам самца, упала на дно, и большинство яиц погибло. Каммереру удалось получить из оставшихся яиц головастиков и дорастить их до маленьких жаб! Насколько известно, все попытки других ученых повторить эксперимент были безуспешными.
Каммерер считал, что решающее значение для доказательства наследования приобретенных признаков имеют его эксперименты с асцидией (Ciona intestinalis), которая живет на дне моря и имеет два трубковидных сифона, через которые, соответственно, всасывает и выпускает воду. Каммерер обрезал эти сифоны и обнаружил, что, регенерируя, они отрастают на еще большую длину. Чем чаще обрезали сифон, тем длиннее он отрастал, пока не становился как длинный слоновый хобот. Каммерер считал, что ему удалось доказать наследуемость удлинения. К настоящему времени сам факт удлинения обрезанных сифонов асцидии считается доказанным, хотя во времена Каммерера появились статьи, где утверждалось, что и этот опыт воспроизвести не удается.
Сходная ситуация возникла и с опытами Каммерера с европейским протеем (Proteus anguinus). Протей – весьма любопытное земноводное, обитающее в пещерах Югославии, Албании и северной Италии и похожее на «длинную белую лапшу с ножками». Протей лишен глаз, точнее, они находятся у него в рудиментарном состоянии под кожей. Все попытки «открыть» ему глаза с помощью естественного света ничего не давали. Однако Каммерер добился этого, выращивая протеев под красным светом. Сейчас такая возможность уже не вызывает сомнений, хотя в то время казалась удивительной.
Эксперименты с асцидией и протеем, казавшиеся совершенно невоспроизводимыми, а потому подозрительными современникам Каммерера, но вполне подтвержденные в наше время, заставляют по-иному взглянуть и на другие опыты ученого. А именно – не отвергать их сразу за «невоспроизводимость».
Первым серьезным оппонентом Каммерера стал в 1910 году знаменитый английский генетик Бэтсон, резко выступавший против ламаркизма. Он считал наследование приобретенных признаков «процессом совершенно непостижимым». В 1910 году Бэтсон посетил Вену как гость Пржибрама и встретился с Каммерером, после чего сменил свое скептическое отношение к нему на открытую враждебность. Брачных мозолей у увиденных Бэтсоном в институте жаб-повитух не было, так как, по объяснению Каммерера, они появляются только в брачный период. Из этого, а также из долгого разговора с Каммерером Бэтсон заключил, что их (брачных мозолей) быть и не могло.
Вскоре началась Первая мировая война. Научные связи между воюющими государствами прервались. В 1919 году Каммерер опубликовал в журнале ТArchiv fЯr Entwicklungs-mechanikУ свою наиболее подробную статью по жабе-повитухе. В ней содержались ответы на ряд критических замечаний.
Примерно тогда же, в 1919 году, в научной печати, в основном английской, впервые прозвучало вслух предположение о фальсификации результатов сенсационных опытов. В частности, в своем письме в журнал ТNatureУ (1919 г.) Бэтсон предположил, что саламандры необычной окраски были получены не в результате экспериментов, а приобретены у торговцев животными.
Дело в том, что в начале ХХ века увлечение террариумами в Европе переживало подъем и, например, в Австрии вполне можно было приобрести ярко окрашенных саламандр, пойманных за рубежом, где обитают подвиды с подходящей окраской. Но это звучит сомнительно. Развитие желтых пятен и полос у саламандр было постепенным процессом, занявшим 6 лет. И штат венского института, возглавляемого Пржибрамом, в чьей честности никто не сомневался, не мог бы не отметить подмену животных в аквариумах и террариумах, выставленных на обозрение публики. Так что предположение о фальсификации было тогда отвергнуто.
В 1923 году Естественно-историческое общество Кембриджа организовало визит Каммерера в Англию. Там австрийский ученый прочел лекцию, а также и в знаменитом Линнеевском обществе в Лондоне. С собой он привез целую коллекцию, включая экземпляры протея, саламандр и последний и единственный экземпляр заспиртованной жабы-повитухи с брачными мозолями (во время войны большинство препаратов пропало). Этот препарат десятилетнего возраста, заспиртованный в банке, был решающим доказательством в научном споре и, как полагают, причиной трагического конца Каммерера.
В 42 года, потеряв своих любимых саламандр, жаб и ящериц, Каммерер напоминал писателя, который сжег свои рукописи. Свою кембриджскую лекцию Каммерер закончил словами: «Нынешние обстоятельства мало благоприятствуют продолжению этих исследований в моей обедневшей стране. Во время войны были потеряны мои экспериментальные животные, родословные которых были известны и велись в течение предыдущих пятнадцати лет. Я уже не так молод, чтобы повторять эти эксперименты еще 15 лет и дольше…У Кембриджская лекция и последующие дискуссии принесли громкий успех Каммереру, свидетельствующий о большом интересе и в целом объективном отношении ученых. Многие сходились на том, что Каммерер говорил искренне, и не предполагали фальсификаций с его стороны. Однако сам Бэтсон даже не счел нужным прийти на лекцию и исследовать привезенный экземпляр жабы.
Cкандал разгорелся в августе 1926 года, когда Г. К. Нобль, известный американский герпетолог, опубликовал результаты исследования последнего экземпляра жабы-повитухи, который он получил с согласия Каммерера и Пржибрама при посещении их института. Нобль выяснил, что знаменитый экземпляр был самым примитивным образом подделан – у жабы не было никаких следов брачных мозолей, а черная окраска на передней левой конечности была вызвана инъекцией туши.
Как писал Пржибрам, результаты анализа потрясли Каммерера. Пржибрам допускал, что тушь была введена кем-то из сотрудников музея для того, чтобы сохранить вид брачных мозолей там, где специфический эпидермис стерся в результате многократных осмотров и перевозок. Маловероятно, что Каммерер знал об этой инъекции – во время его поездок в Англию экземпляр многократно обследовался и возить с собой подобную подделку было бы опасно. Кроме того, когда доктор Холдер Хиден из Готенбурга (Швеция) в 1970 году (уже после смерти Каммерера) попытался сымитировать подделку брачной мозоли жабы-повитухи с помощью туши, то выяснилось, что инъецированный участок не мог бы сохранить первоначальный вид в течение трех лет, т.е. со времени демонстрации в Англии (1923 г.) до 1926 года. Получается, что тушь под кожу заспиртованного экземпляра ввели незадолго до экспертизы. Был и второй экземпляр жабы-повитухи, найденный через некоторое время в одной из музейных банок. У него был обнаружен сходный аберрантный «пигментный» участок под кожей, но обследовать этот экземпляр уже не стали, и что с ним стало впоследствии, неизвестно.
Кто и для чего мог подделать первый экземпляр – тайна, покрытая мраком. Еще в 20-е годы ХХ века появились предположения о том, что кто-то из ближайших коллег ученого очень хотел дискредитировать его, а заодно – и саму идею наследования приобретенных признаков. Если это так, то цели своей он практически достиг.
Но есть и другая, «политическая», версия. Она тоже может представлять интерес. Как известно, в те годы в Германии и Австрии набирал силу фашизм. Каммерер же в то время пользовался известностью не только как ученый, но и как искренний пацифист и социалист. Более того, он даже собирался переехать в Советский Союз и организовать там свой институт – переговоры об этом велись в советском посольстве в Вене. Так что, фальсификация могла быть делом рук кого-то из сотрудников института, придерживающегося других политических взглядов…
В СССР Каммерера ожидал теплый прием, и он даже переслал в Москву свою обширную библиотеку по зоологии. Были переведены на русский язык и книги самого Каммерера, например, «Общая биология» и «Загадка наследственности», где кратко говорится и об опытах с саламандрами. Возможно, в Советском Союзе располагали неизвестной сейчас информацией о том, что Каммерер – не фальсификатор. А может быть, от ученого требовалось публичное разоблачение нравов «буржуазной» науки.
Кстати, в те годы по сценарию А. Луначарского был поставлен фильм под названием «Саламандра» – о молодом и талантливом западном ученом, который подвергался гонениям со стороны фашиствующих мракобесов и уехал в СССР, где ему предоставили возможность плодотворно работать…
Еще одна точка зрения на самоубийство Каммерера опирается на факты его личной жизни: влюбленности, ссоры, разводы…
Так был ли Каммерер фальсификатором? Сомнительно. Выше упоминалось, что некоторые из результатов Каммерера, казавшиеся совершенно невероятными, впоследствии подтвердились. Почему уже в то время, когда Каммерера обвиняли в фальсификации результатов, дело ограничилось изучением единственной жабы-повитухи? Не слишком ли мало доказательств для столь страшного для любого исследователя обвинения? Почему после этого не перерыли коллекцию в поисках других, может быть, все-таки сохранившихся экземпляров жаб и саламандр? Или, хотя бы, не просмотрели архивы Каммерера? Не проверили, не сохранилось ли каких-нибудь записок коллег этого ученого, содержавших свидетельства сторонних наблюдателей о ходе экспериментов? Все это остается загадкой. Кстати, может быть, какие-то архивы и препараты из коллекции Каммерера существуют и теперь – и даже на территории бывшего СССР, куда он собирался переехать…
По книге А. Кёстлера
ТThe Case of the Midwife ToadУ
