Австрия со всех сторон

Владимир Вертлиб – австрийский писатель из Ленинграда

Просмотров: 121
История третьей волны эмиграции из Советского Союза еще не написана, и ее будущему автору наверняка пригодится книга австрийского писателя Владимира Вертлиба “Остановки в пути”. Русский перевод этого романа выпущен издательством “Симпозиум”, и автор встретился с читателями в московском клубе “Билингва”. Переводчик для этого разговора не понадобился – Владимир Вертлиб великолепно говорит по-русски. Он родился в Ленинграде: его отец участвовал в нелегальном сионистском движении, был одним из первых отказников, потом все-таки получил разрешение на выезд, и семья покинула СССР в 1971 году, когда будущему писателю было 5 лет.

О первых годах эмиграции Владимир Вертлиб и рассказывает в книге “Остановки в пути” – при этом призывает читателей не думать, что абсолютно все, им описанное, произошло на самом деле:
— Меня часто и в Австрии, и в Германии спрашивают: “Это ведь автобиография? Все, что вы пишете, это соответствует действительности, это ведь так все было?”. Я отвечаю, что, конечно, нет. Это роман, это не автобиография. Когда я писал эту книгу, я старался или вспомнить то, как было, или найти или придумать истории, которые подходят к эмоциональной ситуации, в которой я находился тогда, будучи ребенком. То есть главные фигуры частично соответствуют действительности, но сами истории, некоторые анекдоты, некоторые главы полностью придуманы, потому что я только помню, как я себя тогда чувствовал, когда мне было семь, восемь, девять лет. Сначала эмоциональность, а потом к эмоциональности я подыскивал историю. И, конечно, эта история частично чисто фикциональная, это именно роман. В некоторых местах фундамент соответствует действительности, то есть была страховая компания, была главная уборщица, но фигуры я уже изменил. Это креативный процесс — фигуры начали изменяться, ситуация начала изменяться. Вдруг вся сцена, которая у меня была в голове, стала совершенно фикциональной.
Эмигранты из Советского Союза прибывали в Австрию или Италию, а оттуда направлялись либо в Израиль, либо в Соединенные Штаты Америки. Маршрут героев романа Владимира Вертлиба совсем необычен: Из России в Израиль, из Израиля в Австрию, из Австрии в Италию, из Италии в Австрию, из Австрии в Голландию, из Голландии в Израиль, из Израиля в Италию, из Италии в Австрию, из Австрии в Америку, из Америки в Австрию. Израиль, о котором родители героя мечтали в Советском Союзе, не оправдал надежд. Семья возвращается в Австрию, в надежде получить разрешение на возвращение в СССР. Они не единственные: целый дом в венском районе Бригиттенау занят такими разочаровавшимися эмигрантами.
Эмигрантская история, которую привычно слышать, это история успеха на чужой земле. Владимир Вертлиб рассказывает историю неудачи, историю людей, которые никому не нужны: они везде чужие, нигде для них нет места. Математики и физики из Ленинграда могут рассчитывать только на низкооплачиваемую работу – мыть полы и ящики таскать, а жилья им вообще не найти:
“Выяснилось, что найти квартиру ох как нелегко. Мама вырезала из крупных газет объявления о сдаче внаем и шла к ближайшей телефонной будке. Через полчаса она обычно возвращалась, грустная и подавленная. “Иностранцам не сдаем!” – раздавалось в трубке, едва мама успевала открыть рот. И когда мои родители ходили посмотреть свободные квартиры, им тоже не везло. “Само собой, вид у вас вполне приличный, – в конце концов объяснил маме ситуацию один маклер, лучезарно улыбавшийся и чрезвычайно говорливый. – Вы не какая-нибудь там турчанка или югославка. Но что поделать, сожалею, хозяин специально подчеркнул, что иностранцев у себя видеть не желает”.
История семьи, пытающейся найти свое место на земле, превращается в книге Владимира Вертлиба в метафору самой эмиграции как процесса поиска недостижимого – скитальцы не могут остановиться, они знают, что где-то есть земля обетованная, но добраться до нее удается только в фантазиях: “Я шел по Валленштайнштрасе и воображал, будто иду по Бродвею. Обшарпанные доходные дома у меня на глазах превращались в сверкающие небоскребы, двери неказистых табачных лавочек вдруг становились стеклянными входами в варьете и знаменитые бродвейские театры, обувной магазинчик на углу Клостернойбургерштрасе из маленького и невзрачного
превращался в крупнейший в мире. В позвякивании трамваев я различал грохот надземной железной дороги на эстакаде – ее поезда пролетали над Манхэттеном. Шел дальше, и предо мной открывалась панорама Ист-Ривер, то есть Дунайского канала, с трансатлантическими лайнерами и роскошными яхтами – спасательными лодками Венской речной полиции”.
В Соединенные штаты семья героев романа попадает благодаря консулу из Люксембурга, который за взятку выдает им туристические визы, однако и в Нью-Йорке героев ждет разочарование: они оказываются в эмигрантском районе Брайтон-бич, живут в нищете, а все попытки остаться в Америке безрезультатны. Много раз герои романа Владимира Вертлиба пытаются покинуть Австрию, и все же именно эта страна оказывается для них финальной остановкой в пути: добровольно дважды уехавшие из Израиля, выдворенные из Соединенных штатов, не получив возможности перебраться в Скандинавию, они выбирают Вену как меньшее из всех зол.
На встрече с читателями Владимир Вертлиб говорил о том, что он чувствует себя австрийцем, хотя и с оговорками:
– В принципе, я чувствую себя австрийцем, хотя я сказал, что роман не автобиографичен, но он имеет автобиографические элементы, и так же как герой себя чувствует частично дома в той стране, в которой он живет, то есть в Австрии, но он не типичный австриец, так же и у меня. Я, конечно, не типичный австриец. То есть, с одной стороны, я там вырос, я туда приехал в первый раз в возрасте шести лет и потом, несмотря на всю эту одиссею, с пятнадцати лет уже без перерыва живу в Австрии. Конечно, я и к ментальности привык, и этот австрийский немецкий – это мой первый язык, и жена у меня австрийка. То есть, с одной стороны – да, но, конечно, корни у меня, в отличие от людей, которые там родились и выросли или которые уже поколениями живут в Австрии, они идут, может, не вглубь, а как-то горизонтально. Поэтому у меня подход к стране другой, я многое знаю, я себя там чувствую дома, я все понимаю, но, с другой стороны, у меня есть какая-то дистанция. А как раз для художника, для писателя это иногда даже хорошо и выгодно, если, с одной стороны, он как бы частица того, что он описывает или того общества, в котором он живет, а с другой стороны, если у него взгляд извне. Тогда он видит контуры более ясно. Даже в моем немецком языке я не всегда уверен, и это для писателя тоже хорошо, если над каждым предложением, каждой фразой, каждой идиомой он начинает задумываться, начинает обрабатывать, переписывать все. Что касается консервативности страны, это, конечно, проблема, но консервативность и этот католицизм я критикую в моих книгах. Не то, что это для меня не составляет никакой проблемы, но это уже частица моей идентичности, и я к этому привык, и это мой долг: быть там и критиковать то, что там, будучи австрийским писателем.
Австрийские критики говорят о том, что книги Владимира Вертлиба стали прорывом, поскольку он подарил голос безмолвным эмигрантам. Но разочарованы будут читатели, которые возьмут книгу “Остановки в пути” в надежде найти какие-то формальные эксперименты в духе самой известной австрийской писательницы Эльфриды Елинек, многие книги которой выпустило в России то же издательство, что и роман Владимира Вертлиба.
Мир героев книги “Остановки в пути”, несмотря на то, что они скитаются по свету, лишен больших событий и ярких приключений; все словно происходит в полумраке – в уродливых домах с подобранной на свалке мебелью, а персонажами становятся соседи – такие же неудачники. Юный герой единственный раз чувствует себя счастливым, когда получает возможность брать книги из библиотеки, да и то эта радость омрачена страхом, что его разоблачат: записываясь в библиотеку, он подделал американский номер социального страхования – настоящего у него, нелегального эмигранта, не было. Владимир Вертлиб рассказал на своем вечере в Москве о том, как он начал писать:
– Когда я с родителями, будучи ребенком или подростком, переезжал из одной страны в другую, и у меня не было еще друзей или очень мало друзей, потому что я их терял, я вел дневник, на русском языке писал. Сначала я записывал, как это именно было, но потом отец начал цензурировать мой дневник: “Ты что пишешь, что мы туристскую визу купили? Такое нельзя, а то, знаешь, у нас, может быть, будет когда-нибудь обыск в Америке и кто-нибудь это прочет”. Я сказал: “Хорошо, я вырву страницу и выброшу ее”. “Нет, ты ее не вырывай, потому что если ты ее вырвешь, тогда заметят, что здесь что-то вырвано. Нет, ты напиши заново, но не так, как было, а так, как должно было быть”. Я написал. Для отца я вел дневник первый – то, как должно все было быть, а второй дневник – то, как все было на самом деле – я прятал от отца, и третий дневник, уже для себя лично, который я тоже прятал от отца – то, как могло бы быть. И это уже очень было интересно для меня и помогло мне пережить эти моменты тяжелые в юности, и с тех пор я начал придумывать параллельную реальность к реальной реальности. И с тех пор уже не переставал.
История Владимира Вертлиба, покинувшего СССР в детстве, похожа на судьбу норвежского певца Александра Рыбака, получившего главную премию конкурса “Евровидение”. О том, как чувствует себя человек, родившийся в одном мире и добившийся успеха в другом, кем ощущает себя и к какой традиции относит:
– Я пишу просто свои романы и рассказы, не задумываясь о традициях. Это уже работа германистов и рецензентов моих книг. Но я думаю, – но это тоже только теория, потому что автор сам себя хуже знает часто, чем эксперты в области литературы, которые именно этим и занимаются, – что они авторов или художников как-то ставят в традиции. Но я думаю, что колонны, на которых стоит мое творчество, – это именно австрийское или немецкоязычное, частично русское, наверное, частично и еврейское, частично американское, – все-таки я жил полтора года в Америке, именно в возрасте 14 – 15 лет, это очень важный возраст, и потом все время читал на еврейском языке многое. Я не могу сейчас сказать, как многие в Австрии или в Германии мне задают вопрос: “Ну, вы скажите по процентам: на 70 процентов вы немецкоязычный, на 30 процентов русский или на 40?” Этого я не люблю, я не могу сказать, что сейчас сильнее, это подсознательный процесс, и я не хочу даже слишком много задумываться, а то у меня будет, как у сороконожки. Вы знаете этот анекдот. Сороконожку спрашивают, как же она не спотыкается. Сороконожка задумывается, а потом уже не в состоянии ходить.

Отрывки радиопрограммы Дмитрия Волчека
«Радио Свобода»

Оставьте свой комментарий к статье
  • Регистрация
  • Авторизация

Создайте новый аккаунт

Быстрый вход через социальные сети

Войти в аккаунт

Быстрый вход через социальные сети